Некое время назад Людмила Улицкая попросила людей, детство которых, как и ее собственное, выпало...

Некое время назад Людмила Улицкая попросила людей, детство которых, как и ее собственное, выпало на послевоенные годы, поделиться тем, что оставило в их памяти самый глубочайший след. Из множества писем вышел впечатляющий человечий документ, свидетельство народной истории, какой она была прожита людьми из различных уголков большой страны. Накануне презентации книжки на Столичной интернациональной книжной выставке-ярмарке с Людмилой Улицкой встретилась корреспондент «Известий» Наталия Курчатова.
— Книжка воспоминаний о послевоенном детстве, которую вы представили читателям, — не только лишь о времени, да и о поколении. — Наше поколение — одно из самых счастливых в истории нашей страны.
Мы не помним либо практически не помним войны. Мы не пережили реального голода, а всего только ограничения, карточная система не давала умереть с голоду даже в 1947-м, когда был большой недород и огромные реализации зерна за границу.
Время массовых репрессий уже закончилось, мы были очевидцами возвращения выживших из лагерей. Мы лицезрели три эры, при нас кончилась русская власть, началась какая-то иная, которая желала быть «несоветской», но у нее не вышло ничего неплохого, и вот, на данный момент мы лицезреем нечто уже третье, тоже совсем бездарное, но очень увлекательное.
Так как я по природе собственной быстрее наблюдающий, чем действующее лицо, ну и поколение мое уже потихоньку уходит, могу огласить, что поколение наше чрезвычайно удачливое.
К этому нужно добавить очередное суждение: наше поколение лицезрело красивую и неизгаженную природу — безлюдные бухты в Крыму, и чистую Волгу, и леса, в каких еще были лесники.
Всё то, чего же не увидят наши потомки. Мы ели полностью умеренную, но «чистую» пищу — без химии, красителей и фальсификатов.
— Можно ли говорить о некоторой общей судьбе этого поколения?
— Общей судьбы нет и быть не может, но есть некие соответствующие свойства.
Наше поколение достаточно отлично образованное, ежели ассоциировать с следующими: в нашей среде образование чрезвычайно ценилось. Наше поколение было высоко социализированным, но социализация носила «горизонтальный» нрав, мы ценили дружбу и очень критически относились к начальствам и властям — здесь я сообразила, что я пишу не о поколении вообщем, а о той части поколения, к которому я сама принадлежала, — городской и образованной его части, о тех, кого позже назовут шестидесятниками.
Роль шестидесятников — большая в истории страны и не достаточно осознанная.
Это было 1-ое поколение русских людей, которые не желали быть «советскими», они ощутили и дали для себя отчет в фальши и ереси системы, в ее кровожадности. Они захотели свободы от идеологического прессинга.
Они исподволь меняли атмосферу ужаса и молчания.
Это достойное поколение — оно отсутствовало корыстолюбивым, алчным, что типично для почти всех нынешних людей.
Моды на преуспевание и достояние отсутствовало. Высшую энергию продвижения по социальной лестнице называли «карьеризмом» и осуждали.
Прошу при всем этом увидеть, что это не научная диссертация, а всего только точка зрения, я допускаю, что могут быть и остальные.
— Чего вы ждали, когда просили людей поделиться своими воспоминаниями?
— Я желала, чтоб люди узрели картину жизни в ключе истории собственной семьи. Домашняя история — более честная картина истории гос, ее ведь не правят, как наши учебники истории, с каждым десятилетием предлагая новейшую — либо наиболее старенькую — картину.
Ежели дедушка умер на фронте, то уж это точно, а ежели в лагерях, то справочку о этом в конце концов присылают.
И так, исходя из деталей домашней истории, постигается история страны.
И учебников не нужно читать, ежели отлично знаешь историю собственной семьи.
Я, к примеру, точно знаю, что Русско-турецкая война была — отец моего прадеда Плевну брал рядовым, получил тогда солдатского Жору и стал унтер-офицером. — Как ваши ожидания совпали с тем, что стало в письмах современников?
— Письма, пришедшие на конкурс, потрясающие. Из их составилась в высшей степени увлекательная книжка.
Она наводит на размышления, уже на данный момент почти всех людей она сподвигнула сесть и записать свои воспоминания для собственных потомков. Не непременно иметь в роду генералов либо именитых артистов — бабушка из деревни может оказаться личностью более восхитительной.
К тому же в вас посиживают ее гены! И ежели мы будем сохранять эту семейную память, то никакой реставрации сталинизма не будет.
Пусть пишут о собственных дедах и сидевшие в лагерях, и их охранявшие, а уж наши потомки разберутся, что же это все-таки за история проистекала в давнем XX веке. — Рассказывали ли вы детям и внукам о собственном детстве?
Что люди наиболее юные должны знать о этом времени?
— Естественно, рассказываю. Мне самой любопытно, как они реагируют.
Я, например, в детстве любила книжку Бориса Житкова «Что я видел», а им это скучновато!
Естественно, они-то мир наблюдают не из окна поезда, а из окна компьютера… Чем больше они будут знать о нашей жизни, тем лучше будут семейные отношения, тем большее осознание меж поколениями.
Это принципиально. На данный момент уже прошло несколько встреч в магазинах и в библиотеках по поводу выхода книжки «Детство 45-53. А завтра будет счастье» — я вижу чрезвычайно неплохой отклик на книжку.
Не рецензии я имею в виду, а людскую реакцию.
— Считается, что травма большой войны и сопутствующих событий в Рф до этого времени не излечена. Так ли это, и ежели так, то как, на ваш взор, проявляется?
— Травма — то, что нас воспитывает. Травма наших родителей — ужас, и от него не достаточно кто сумел «излечиться».
К огорчению, и сейчас мы смотрим, как ворачивается ужас. И вот этого чрезвычайно уж не хотелось бы. Так как за ужасом следует подлость.
Из ужаса человек совершает поступки, о которых позже постыдно вспоминать. Это и есть порождение репрессивной системы.
Храм ее и по этот день стоит на Лубянской площади. — Детство, выпавшее на трудные времена, быстрее закаляет либо подламывает?
Применительно к временам благополучным — необходимо ли ограждать малышей от проблем либо, напротив, давать им представление о томных сторонах жизни?
— Тут ничего нельзя сделать — мы живем во времени, и оно накладывает определенный отпечаток.
Разве вы сможете оградить собственного малыша от войны?
От ветрянки?
От мата? От злостной учителки?
От драчливого соседа по парте? Давайте подумаем совместно, от чего же можно оградить малыша.
От чего же необходимо его ограждать. И какие вопросцы жизни он должен научиться решать сам.
Тут у каждого родителя есть своя точка зрения и своя собственная граница. Воспитание — процесс творческий.